© Ольга ГРОМЫКО
Сотвори себе кумира
Ольга ГРОМЫКО
Сотвори себе кумира
Предисловие: кофе я терпеть не могу, равно как и любовные романы.
«…надвигался шторм. Смолистая гряда облаков затянула весь горизонт, выпуская серые щупальца смерчей. Свиваясь и развиваясь, они слепо обшаривали клокочущую воду в поисках кораблей. Разъяренное море раз за разом штурмовало неприступную скалу, истекая белой пеной. Одинокая женская фигурка в немом отчаянии застыла на узком уступе, прижавшись спиной к холодному камню. Веревка, стянувшая запястья несчастной, двойным морским узлом крепилась к увесистому кольцу, вбитому в неподатливый камень и изъеденному водой до пористой рыжины. Очередная волна накрыла её с головой, а когда схлынула — перед лицом героини оказалась ужасная в своем безобразии морда морского дракона.
— Пришел мой смертный час, — обреченно подумала она, закрывая глаза.
И тут появился Он»
На этом месте шелест клавиатуры затихает — начинается тяжелое творческое раздумье. В конце концов, не селедку на рынке выбираем — Героя создаем. Идеал мужественности для всех женщин и даже некоторых мужчин.
«Он был красив» — наконец решается писательница, и торопливо уточняет — «как бог». Бога она никогда не видела, как, впрочем, и настоящего супермена, так что смело ставит между ними знак равенства. «Его длинные волосы цвета…»
Писательница шарит глазами по комнате и, вдохновленная рыжим котом, дрыхнущим на подоконнике, самозабвенно строчит: «…расплавленной меди с редким вкраплением седины спускались ниже подоконника… (торопливо стирает) …плеч, обрамляя суровый профиль». Или анфас? Ладно, «обрамляя суровое лицо».
Горький опыт общение с сильным полом подсказывает писательнице — красота не главное, и, хотя никогда не помешает, должна подкрепляться чем-то еще. И она дописывает: «и силен, как бык. Под его кожей перекатывались комья мышц…»
Подумав, она стирает последнюю фразу. Слишком сильный мужчина её тоже не устраивает — а ну как он занимался физической подготовкой в ущерб интеллекту?
«Комья мышц» заменяются на «рельефные мышцы», а те на «довольно заметную мускулатуру». На «гордом лице» ставится «печать мудрости, живого ума и перенесенных страданий».
Писательница готовит себе крепкий кофе с лимоном и возвращается к монитору с твердой решимостью выцарапать у музы своего Любимого и Единственного.
Интересно, а чем страдал герой? Чем-то он определенно страдал, иначе не шлялся бы где попало, спасая незнакомых девиц из смрадных пастей чудищ-юдищ.
Писательница задумывается надолго, благо кофе горячий и его можно прихлебывать маленькими глоточками, растягивая удовольствие. Образ героя маячит на задворках сознания, не желая выходить из тени. Женщины — существа не менее загадочные, чем драконы; ей хочется не просто укрыться от житейских невзгод за широкой спиной всенародного защитника, но и от души его пожалеть. Зачем? Она сама не знает, но твердо уверена: герой, не достойный жалости, не достоин и любви. Никто, кроме главной героини, то бишь самой писательницы, не должен знать о его «хрупкой и ранимой душе», надежно укрытой за «обманчиво бесстрастной внешностью».
Писательница увлеченно перебирает недостатки, благодаря которым герой успешно избежал брачных уз до двадцати (тридцати, сорока, пятидесяти) лет, и, страшно сказать, даже не познал настоящей любви. Ведь не любили его за что-то привередливые женщины, предавали, обманывали, бросали… Но с главной героиней, конечно, все будет совсем иначе! Она непременно отыщет узкую тропку к «казалось бы, навек очерствевшему сердцу, размеренно стучащему в широкой груди».
Лучше всего лишить героя руки. Или ноги. Красота особо не пострадает, зато появятся необходимые комплексы.
Взвесив «за» и «против», она безжалостно отрезает герою правую руку. Ничего, он же герой, одной левой управится. Пусть лучше питается нечищеной картошкой и ходит с развязанными шнурками, чем хромает. Куда подевалась рука? Допустим, предыдущий дракон отгрыз…
«…Герой выхватил лук, кинул на тетиву чернохвостую стрелу и, почти не целясь, послал её в светящийся глаз твари…»
Стоп, стоп. Чем, простите, он натягивал лук? Писательница торопливо обозревает увечную фигуру героя. На ум приходят то излишне фантастические, то откровенно неприличные идеи.
Ладно, уговорили. Герой обретает руку и взамен лишается глаза — так и целиться удобнее, и черная повязка поперек лица «придает его чертам загадочность». Дракон повержен и бесславно исчезает в «колышущемся мареве темно-зеленой крови. Герой вскочил на уступ и одним взмахом широкого охотничьего ножа освободил её от пут. Она искательно заглянула в его голубой глаз…».
Писательница недовольно морщится. После недолгого раздумья «глаз» заменяется на «око». Муки творчества слегка нарушают координацию писательницы, в текст вкрадывается досадная опечатка:
«Она искательно заглянула в его голубое очко…»
Пауза. Писательница, откинувшись на спинку стула, потихоньку догадывается, что заглянула куда-то не туда, да и искать там, собственно говоря, нечего.
Возможно, он страдал болезнью. Да, именно: «неизлечимой болезнью, которая день за днем подтачивала его жизненные силы, подобно ненасытному могильному червю. Его дни были сочтены, и лишь призрачная надежда на магическое зелье, спрятанное в одной из тринадцати черных башен заклятого королевства…». На ум немедленно приходит СПИД, за ним подтягиваются туберкулез с гепатитом. Она поспешно исправляет: «страдал неизлечимой незаразной болезнью». Вспомнить с ходу что-нибудь помимо синдрома Дауна она не может, и лезет на полку за медицинской энциклопедии, которая услужливо предлагает ей рахит, эпилепсию и плоскостопие.
Исцелив героя клавишей «Delete», писательница тут же снабжает бедолагу уродливым шрамом поперек лица, который скроет красу героя от прочих претенденток. Как, впрочем, и от главной героини…
Тут писательницу осеняет — проклятье! Черное, Ужасающе Злобное и Неотвратимое Проклятье, наложенное некромантом из вышеупомянутой тринадцатой башни и несущее смерть всем женщинам, имевшем несчастье полюбить героя. Безвременная кончина наступает на третьи сутки после отравленной стрелы Амура. Выход один — срочно мчаться к башне и умерщвлять мерзкого колдуна. Желательно — заговоренным мечом. На худой конец — заговорить обычный. На самый худой — заговорить колдуна и под шумок пырнуть кинжалом.
А если они не успеют?! — неожиданно спохватывается писательница. Умирать за неизвестного бродягу героине что-то не хочется. Да и отвлекаться на дорогу к тринадцатой башне ей тоже некогда — её давно ждут в Запредельных Землях, и, кабы не досадная помеха в лице дракона и рыжего недотепы…
Да ну его к черту, этого героя, — со злостью думает она, и недрогнувшей рукой дописывает:
«…Дракон, яростно рыча и вспенивая воду долгоперым хвостом, мощным ударом чешуйчатой лапы обезоружил героя и распахнул над ним вместительную зубастую пасть. Перед глазами ошеломленной героини мелькнули потертые сапоги, и чудище, сыто рыгнув, медленно погрузилось в морскую пучину».
Осталось только подобрать сиротливо валяющийся у ног меч (подарок судьбы!) и перепилить веревки.
А идеал… Ну что ж, может, ещё встретится…